Fascism was never defeated as an idea.
As a cult of irrationality and violence, it could not be vanquished as an argument: So long as Nazi Germany seemed strong, Europeans and others were tempted. It was only on the battlefields of World War II that fascism was defeated. Now it’s back — and this time, the country fighting a fascist war of destruction is Russia. Should Russia win, fascists around the world will be comforted. We err in limiting our fears of fascism to a certain image of Hitler and the Holocaust. Fascism was Italian in origin, popular in Romania — where fascists were Orthodox Christians who dreamed of cleansing violence — and had adherents throughout Europe (and America). In all its varieties, it was about the triumph of will over reason. Because of that, it’s impossible to define satisfactorily. People disagree, often vehemently, over what constitutes fascism. But today’s Russia meets most of the criteria that scholars tend to apply. It has a cult around a single leader, Vladimir Putin. It has a cult of the dead, organized around World War II. It has a myth of a past golden age of imperial greatness, to be restored by a war of healing violence — the murderous war on Ukraine. It’s not the first time Ukraine has been the object of fascist war. The conquest of the country was Hitler’s main war aim in 1941. Hitler thought that the Soviet Union, which then ruled Ukraine, was a Jewish state: He planned to replace Soviet rule with his own and claim Ukraine’s fertile agricultural soil. The Soviet Union would be starved, and Germany would become an empire. He imagined that this would be easy because the Soviet Union, to his mind, was an artificial creation and the Ukrainians a colonial people. The similarities to Mr. Putin’s war are striking. The Kremlin defines Ukraine as an artificial state, whose Jewish president proves it cannot be real. After the elimination of a small elite, the thinking goes, the inchoate masses would happily accept Russian dominion. Today it is Russia that is denying Ukrainian food to the world, threatening famine in the global south. Many hesitate to see today’s Russia as fascist because Stalin’s Soviet Union defined itself as antifascist. But that usage did not help to define what fascism is — and is worse than confusing today. With the help of American, British and other allies, the Soviet Union defeated Nazi Germany and its allies in 1945. Its opposition to fascism, however, was inconsistent. Before Hitler’s rise to power in 1933, the Soviets treated fascists as just one more form of capitalist enemy. Communist parties in Europe were to treat all other parties as the enemy. This policy actually contributed to Hitler’s ascent: Though they outnumbered the Nazis, German communists and socialists could not cooperate. After that fiasco, Stalin adjusted his policy, demanding that European communist parties form coalitions to block fascists. That didn’t last long. In 1939, the Soviet Union joined Nazi Germany as a de facto ally, and the two powers invaded Poland together. Nazi speeches were reprinted in the Soviet press and Nazi officers admired Soviet efficiency in mass deportations. But Russians today do not speak of this fact, since memory laws make it a crime to do so. World War II is an element of Mr. Putin’s historical myth of Russian innocence and lost greatness — Russia must enjoy a monopoly on victimhood and on victory. The basic fact that Stalin enabled World War II by allying with Hitler must be unsayable and unthinkable. Stalin’s flexibility about fascism is the key to understanding Russia today. Under Stalin, fascism was first indifferent, then it was bad, then it was fine until — when Hitler betrayed Stalin and Germany invaded the Soviet Union — it was bad again. But no one ever defined what it meant. It was a box into which anything could be put. Communists were purged as fascists in show trials. During the Cold War, the Americans and the British became the fascists. And “anti-fascism” did not prevent Stalin from targeting Jews in his last purge, nor his successors from conflating Israel with Nazi Germany. Soviet anti-fascism, in other words, was a politics of us and them. That is no answer to fascism. After all, fascist politics begins, as the Nazi thinker Carl Schmitt said, from the definition of an enemy. Because Soviet anti-fascism just meant defining an enemy, it offered fascism a backdoor through which to return to Russia. In the Russia of the 21st century, “anti-fascism” simply became the right of a Russian leader to define national enemies. Actual Russian fascists, such as Aleksandr Dugin and Aleksandr Prokhanov, were given time in mass media. And Mr. Putin himself has drawn on the work of the interwar Russian fascist Ivan Ilyin. For the president, a “fascist” or a “Nazi” is simply someone who opposes him or his plan to destroy Ukraine. Ukrainians are “Nazis” because they do not accept that they are Russians and resist. A time traveler from the 1930s would have no difficulty identifying the Putin regime as fascist. The symbol Z, the rallies, the propaganda, the war as a cleansing act of violence and the death pits around Ukrainian towns make it all very plain. The war against Ukraine is not only a return to the traditional fascist battleground, but also a return to traditional fascist language and practice. Other people are there to be colonized. Russia is innocent because of its ancient past. The existence of Ukraine is an international conspiracy. War is the answer. Because Mr. Putin speaks of fascists as the enemy, we might find it hard to grasp that he could in fact be fascist. But in Russia’s war on Ukraine, “Nazi” just means “subhuman enemy”— someone Russians can kill. Hate speech directed at Ukrainians makes it easier to murder them, as we see in Bucha, Mariupol and every part of Ukraine that has been under Russian occupation. Mass graves are not some accident of war, but an expected consequence of a fascist war of destruction. Fascists calling other people “fascists” is fascism taken to its illogical extreme as a cult of unreason. It is a final point where hate speech inverts reality and propaganda is pure insistence. It is the apogee of will over thought. Calling others fascists while being a fascist is the essential Putinist practice. Jason Stanley, an American philosopher, calls it “undermining propaganda.” I have called it “schizofascism.” The Ukrainians have the most elegant formulation. They call it “ruscism.” We understand more about fascism than we did in the 1930s. We now know where it led. We should recognize fascism, because then we know what we are dealing with. But to recognize it is not to undo it. Fascism is not a debating position, but a cult of will that emanates fiction. It is about the mystique of a man who heals the world with violence, and it will be sustained by propaganda right to the end. It can be undone only by demonstrations of the leader’s weakness. The fascist leader has to be defeated, which means that those who oppose fascism have to do what is necessary to defeat him. Only then do the myths come crashing down. As in the 1930s, democracy is in retreat around the world and fascists have moved to make war on their neighbors. If Russia wins in Ukraine, it won’t be just the destruction of a democracy by force, though that is bad enough. It will be a demoralization for democracies everywhere. Even before the war, Russia’s friends — Marine Le Pen, Viktor Orban, Tucker Carlson — were the enemies of democracy. Fascist battlefield victories would confirm that might makes right, that reason is for the losers, that democracies must fail. Had Ukraine not resisted, this would have been a dark spring for democrats around the world. If Ukraine does not win, we can expect decades of darkness.Фашизм никогда не был побежден как идея.
Как культ иррациональности и насилия, его нельзя было победить в качестве аргумента: пока нацистская Германия казалась сильной, европейцы и другие искушались. Только на полях сражений Второй мировой войны фашизм был побежден. Теперь все вернулось — и на этот раз страной, ведущей фашистскую войну на уничтожение, является Россия. Если Россия победит, фашисты во всем мире почувствуят себя в безопасности. Мы ошибаемся, ограничивая наши страхи перед фашизмом определенным образом Гитлера и Холокоста. Фашизм имел итальянское происхождение, был популярен в Румынии, где фашистами были православные христиане, мечтавшие об очищении от насилия, и имел сторонников по всей Европе (и Америке). Во всех его разновидностях речь шла о торжестве воли над разумом. Из-за этого невозможно дать удовлетворительное определение. Люди расходятся во мнениях, часто яростно, по поводу того, что представляет собой фашизм. Но сегодняшняя Россия отвечает большинству критериев, которые склонны применять ученые. У нее есть культ вокруг одного лидера, Владимира Путина. Здесь есть культ мертвых, организованный вокруг Второй мировой войны. У него есть миф о прошлом золотом веке имперского величия, который должен быть восстановлен войной исцеляющего насилия — смертоносной войной с Украиной. Украина не в первый раз становится объектом фашистской войны. Завоевание страны было главной целью войны Гитлера в 1941 году. Гитлер думал, что Советский Союз, который тогда управлял Украиной, был еврейским государством: он планировал заменить советскую власть своей собственной и претендовать на плодородные сельскохозяйственные земли Украины. Советский Союз будет голодать, а Германия станет империей. Он воображал, что это будет легко, потому что Советский Союз, по его мнению, был искусственным созданием, а украинцы — колониальным народом. Сходство с войной г-на Путина поразительно. Кремль определяет Украину как искусственное государство, чей президент-еврей доказывает, что оно не может быть реальным. Считается, что после ликвидации небольшой элиты зарождающиеся массы с радостью примут русское владычество. Сегодня именно Россия отказывает миру в украинской еде, угрожая голодом глобальному югу. Многие не решаются считать сегодняшнюю Россию фашистской, потому что сталинский Советский Союз определял себя как антифашистский. Но это использование не помогло определить, что такое фашизм, и сегодня оно еще хуже, чем сбивает с толку. С помощью американских, британских и других союзников Советский Союз победил нацистскую Германию и ее союзников в 1945 году. Однако его противостояние фашизму было непоследовательным. До прихода Гитлера к власти в 1933 году Советы относились к фашистам как к еще одной форме капиталистического врага. Коммунистические партии Европы должны были относиться ко всем остальным партиям как к врагам. Эта политика фактически способствовала возвышению Гитлера: хотя немецкие коммунисты и социалисты превосходили численностью нацистов, они не могли сотрудничать. После этого фиаско Сталин скорректировал свою политику, потребовав от европейских коммунистических партий создания коалиций для блокирования фашистов. Это продолжалось недолго. В 1939 году Советский Союз присоединился к нацистской Германии как фактический союзник, и две державы вместе вторглись в Польшу. Речи нацистов перепечатывались в советской прессе, а нацистские офицеры восхищались советской эффективностью массовых депортаций. Но русские сегодня не говорят об этом факте, так как законы памяти делают это преступлением. Вторая мировая война является элементом исторического мифа г-на Путина о невиновности России и утраченном величии — Россия должна обладать монополией на жертву и победу. Тот факт, что Сталин стал причиной Второй мировой войны, объединившись с Гитлером, должен быть невыразимым и немыслимым. Гибкость Сталина в отношении фашизма — ключ к пониманию современной России. При Сталине фашизм сначала был безразличным, потом он был плохим, потом все было хорошо, пока — когда Гитлер предал Сталина и Германия вторглась в Советский Союз — он снова стал плохим. Но никто так и не определил, что это значит. Это была коробка, в которую можно было положить что угодно. Коммунистов репрессировали как фашистов на показательных процессах. Во время холодной войны американцы и англичане стали фашистами. И «антифашизм» не помешал Сталину в своей последней чистке нацелиться на евреев, а его преемникам — смешивать Израиль с нацистской Германией. Другими словами, советский антифашизм был политикой нас и их. Это не ответ фашизму. Ведь фашистская политика начинается, как сказал нацистский мыслитель Карл Шмитт, с определения врага. Поскольку советский антифашизм просто означал определение врага, он предлагал фашизму черный ход, через который можно было вернуться в Россию. В России 21 века «антифашизм» просто стал правом российского лидера определять национальных врагов. Настоящим русским фашистам, таким как Александр Дугин и Александр Проханов, уделялось время в СМИ. А сам г-н Путин опирался на работу межвоенного русского фашиста Ивана Ильина. Для президента «фашист» или «нацист» — это просто тот, кто выступает против него или его плана по уничтожению Украины. Украинцы — «нацисты», потому что они не признают себя русскими и сопротивляются. Путешественнику во времени из 1930-х годов не составит труда определить режим Путина как фашистский. Символ Z, митинги, пропаганда, война как очищающий акт насилия и ямы смерти вокруг украинских городов делают все это очень понятным. Война против Украины — это не только возвращение на традиционное фашистское поле боя, но и возвращение к традиционному фашистскому языку и практике. Другие люди существуют для того, чтобы их колонизировали. Россия невинна в силу своего древнего прошлого. Существование Украины — это международный заговор. Война - это ответ. Поскольку г-н Путин говорит о фашистах как о врагах, нам может быть трудно понять, что он на самом деле может быть фашистом. Но в войне России с Украиной «нацист» означает просто «враг-недочеловек» — кого-то, кого русские могут убить. Ненавистнические высказывания в адрес украинцев облегчают их убийство, как мы видим в Буче, Мариуполе и во всех частях Украины, которые находились под российской оккупацией. Братские могилы — это не случайность войны, а ожидаемое последствие фашистской войны на уничтожение. Фашисты, называющие других людей «фашистами», — это фашизм, доведенный до своей нелогичной крайности как культ неразумия. Это последний момент, когда разжигание ненависти искажает реальность, а пропаганда становится чистой настойчивостью. Это апогей воли над мыслью. Называть других фашистами, будучи фашистом, — основная путинская практика. Джейсон Стэнли, американский философ, называет это «подрывом пропаганды». Я назвал это «шизофашизмом». У украинцев самая элегантная формулировка. Они называют это «русизмом» ( точнее «рашизм» ). Мы знаем о фашизме больше, чем в 1930-е годы. Теперь мы знаем, куда это привело. Мы должны признать фашизм, потому что тогда мы знаем, с чем имеем дело. Но признать это не значит отменить это. Фашизм — это не дискуссионная позиция, а культ воли, исходящий из фикции. Речь идет о мистике человека, исцеляющего мир насилием, и она будет поддерживаться пропагандой до самого конца. Его можно отменить только демонстрацией слабости лидера. Фашистский лидер должен быть побежден, а это значит, что те, кто выступает против фашизма, должны сделать все необходимое, чтобы победить его. Только тогда мифы рушатся. Как и в 1930-х годах, демократия во всем мире отступает, и фашисты начали войну со своими соседями. Если Россия победит на Украине, это будет не просто разрушение демократии силой, хотя это уже достаточно плохо. Это будет деморализация демократий во всем мире. Еще до войны друзья России — Марин Ле Пен, Виктор Орбан, Такер Карлсон — были врагами демократии. Победы фашистов на поле боя подтвердят, что сила всегда правильная, что это аргумент для неудачников, что демократии должны потерпеть неудачу. Если бы Украина не сопротивлялась, это была бы черная весна для демократов всего мира. Если Украина не победит, нас могут ожидать десятилетия мрака.